• 29.03.2024 13:18

    Русский язык доказал свою живучесть в Монголии

    Русский язык доказал свою живучесть в Монголии

    Русский язык живуч. Он доказал это и на примере Монголии. Как?”Мы крепки как земля, как основание юрты, которой не страшна буря. Вся Монголия станет, словно один крепкий кулак” — рэп степей патриотичнее гимна, а слова бьют как лозунг, под которым подпишется любой монгол.Их клипы — в топах хит-парадов, а голоса заливают улицы Улан-Батора. Тексты рэпера номер один Big Gee, как сжатая в минуты национальная идея для народа, разбросанного по останкам древней империи.”Я пою о том, что мы родились от волка и лани, создали великую империю. И для XXI века vs должны родить новых Чингисханов”, — говорит Big Gee.Легенда о прародителе — пятнистом волке — здесь почти вера. А тоской о великом прошлом пропитан воздух. У нее в Монголии — имя собственное.Национальную идею монголы нащупали не так давно, ближе к концу ХХ века. Ее символ — в 50 километрах от Улан-Батора. Зашитый в сталь с высоты 40 метров на степи когда-то бескрайней империи смотрит Чингисхан. Взгляд из прошлого в настоящее, где отыскать даже подобие того величия пока не получается.Получилось из 250 тонн металла выковать самую высокую конную статую в мире. Сверкающая на солнце демонстрация былого могущества страны, которая в завтра шагает по дороге вымощенной вчера.Разве что речовки в манере американских рейнджеров и галстуки не пионерские, а так все то же пионерский лагерь. Младший брат нашего “Артека” “Найрамдал”. Бьямбаа — в 70-е лейтенанта инженерных войск — строил его вместе с советскими военными. По ленинградскому проекту, где стиль каждого корпуса оправдывал имя.Теперь русский городок почему-то называется “Космос”, а корпус “Куба” стал “Радугой”. И хотя живут здесь по прежним лекалам — с танцевальными зарядками, походами и кострами — главный артековский принцип остался там же, где и красные галстуки. “Раньше сюда приезжали отличники, лидеры, передовики школ, а сейчас — кто заплатит”, — рассказал один из вожатых.С радиоточкой над окном в купе, проводницами в передниках, гэдээровский поезд с 80-х до сих пор гоняет вагоны от столицы до Сухэ-Батора. Здесь в музей просится все: от запертых на зиму окон до розеток для электробритв.Поезд производства страны, которой нет. Из современного разве что штамп на стекле — курить тамбуре запрещается. В остальном — до боли родной. Менять ничего не стали. Ни полки, от которых болят бока, ни надписи на русском с указанием аварийного выхода. И даже титан кипятит воду на дровах.Больше полувека назад по этим рельсам проехал первый поезд, гудком и флагами над локомотивом отрапортовав о завершении первого этапа совместного проекта двух стран, — монголо-советской железной дороги, в которой вкладом от Союза были строители, техника, материалы и подвижной состав, от Монголии — полторы тысячи километров степей.В песках Гоби, где для костров только саксаулы, а в поисках воды нужно вгрызаться в землю на 200 метров, рельсы тянули 10 тысяч военных строителей Союза. Сколько заключенных навсегда остались в пустыне, только закрытые архивы знают. Не было бы подвигов, вряд ли инженерная дивизия получила за магистраль боевое Красное знамя.Монгольская железная дорога — все еще территория русского языка. Одна из последних, где мы не сдали позиции, — она по-прежнему наполовину наша.Легко представить, чем тогда стали эти железные километры для Монголии, которая почти до конца 90-х была страной, где заканчивается асфальт. Дороги и сейчас — редкое явление в стороне от немногих связующих поселки трасс. Для табунщика, будь он хоть на мотоцикле, вся степь – дорога.Кочевник в современной Монголии — человек не бедный. У семьи Адия, которая в полном составе помещается в двух юртах, — тысяча голов скота. В год молоко коров и кобылиц, мясо и шерсть приносят 15 миллионов тугриков — примерно 6 тысяч долларов. Для натурального хозяйства, которым живут тысячи монголов, хватает.Монголия — страна уникальной статистики. Из учебников известно, что с населением здесь хуже всех в мире, — меньше двух человек на квадратный километр. Зато со скотом проблем никаких. По 12 голов на душу населения. И цифры эти вряд ли изменятся, если таких детских садов в степи — тысячи.Но главное богатство — лошади. Низкорослые, поразившие выносливостью и вынесшие русские морозы 40-х, когда Монголия отправляла их на фронт для Красной Армии табунами.От Чингисхана в Монголии не спрятаться — культ личности прошлого отпечатан на каждой купюре. Его имя — в названиях банков, гостиниц и ресторанов. Он — на царском троне у Дома правительства. Стоял бы и в центре площади, но он занят героем революции Сухе-Батором.Страна в попытке сохранить идентичность пробует вписать противоречивые вехи в один причудливый проект, как новостройки в микрорайоны советских пятиэтажек, подпираемых со всех сторон юртами.Беда в Улан-Батор приходит вместе с северным ветром, когда опускается температура, современные кварталы накрывает дым. До сих пор Улан-Батор окружен тысячами юрт, которые отапливают углем или дровами. “Прикочевав” однажды к городским окраинам, они стали его постоянным пейзажем. Так жилищный вопрос столица закрыла в обмен на чистый воздух.Избавится от этой части городского пейзажа уже не пытаются. Идея заменить буржуйки электроплитами, чтобы не чадили, похожа на мечту о своем космодроме. В стране, где есть космонавт номер один, а номер два за 37 лет так и не появился.В музее Астропарка в Улан-Баторе есть и такой центральный экспонат — спускаемый аппарат — на котором он вернулся на Землю. Восемь дней в космосе в составе советского экипажа сделали неизбежным взлет карьеры.В свои пять они язык знают лучше родителей. С детского сада до школьных экзаменов монгольский — только дома. Система, появившаяся в 1974-м вместе с новой точкой на карте под название Эрденет. От первого кирпича выстроенный Советским Союзом вокруг медно-молибденового комбината. Крупнейший сегмент монгольской экономики тогда потребовал сотни специалистов со знанием русского. Сейчас стал одним последних анклавов нашего языка в Монголии.Два года как громадные жернова мельниц дробят руду не под нашим руководством. Спустя 40 лет мы уходим из Эрденета. Акции проданы. Специалистов — крохи. Они здесь лишь на время передачи дел.После нас, наверное, останутся русская школа, ученики которой легко поступают в российские вузы, город с Дворцом спорта и горнолыжной базой, но — главное — комбинат, построив который, мы сделали Монголию страной не только прошлого и кочевников.То, какой была экономика Монголии, иллюстрирует цифра: как только Союз построил здесь этот комбинат, он прибылью сразу закрыл две трети бюджета страны. Он и сейчас — одно из самых крупных подобных предприятий в Азии. И руды ему хватит минимум на 50 лет.И даже если Монголия сменит буквы, перейдя на латиницу, о чем разговоры идут, или вдруг откажется от наших вузов в пользу китайских, что уже тоже происходит, десятилетий не хватит, чтобы замести наши следы в монгольских степях. Слишком долго мы вместе строили эту страну..

    Автор: beron