Логика непрофессионала

Все настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала.

(«Семнадцать мгновений весны»)

Если сегодня человеку на Западе вы скажете, что вы по профессии поэт, человек мысленно поселит вас в башню из слоновой кости со всей сопутствующей атрибутикой дополняющей образ небедного гения. Потому общепринятая логика социально-трудовых отношений, которая определяет профессиональную деятельность как деятельность, являющуюся основным источником дохода, обуславливаетпростой категорический силлогизм: если кто-то рассматривает своё стихотворчество не как хобби, а как профессиональную деятельность, то это значит, что он неплохо обеспечивает этой деятельностью своё существование. Плюс всякие социальные ништяки – фотографы, автографы, некрологи в газетах…

Если бы тридцать-сорок лет назад человеку в Советском Союзе вы сказали, что вы по профессии поэт, человек тоже мысленно записал бы вас в число богатеньких буратин, потому что… (см. выше). Плюс всякие социальные ништяки – Литфонд, продуктовые заказы, спец поликлиника, очередь на машину…

Но если сегодня человеку в России вы скажете, что вы профессиональный поэт, то, скорей всего, он, как в том анекдоте про Шаляпина, спросит вас: «Ну а работаешь-то ты кем? Работа у тебя какая?». Потому что, следуя всё той же общепринятой логике социально-трудовых отношений, человек, который сегодня занимается писательской, а тем паче стихотворной деятельностью, может заниматься ей только факультативно, как некогда занимались художественной самодеятельностью (Х.Самодеятельность — художественное творчество людей, <…> занимающихся искусством в дополнение к своей основной профессии).

В ответ на бестактный вопрос по поводу «работы» поэт нехотя назовёт какую-то, порой даже не редакторскую, а весьма далёкую от поэзии сферу деятельности и останется с таким чувством, словно ему плюнули в душу. Потому что уклад тридцатилетней давности не отпускает, а сегодняшняя отечественная реальность такова, что сегодня поэт, будь он хоть поэт-распоэт – это художественная самодеятельность, и стихотворчество, за исключением единичных случаев, никак не укладывается в формулу «профессиональная деятельность = основной источник дохода». И говорить о профессионализме в поэзии сегодня можно только с точки зрения техничности исполнения, но никак не с точки зрения того самого профессионально статуса, который определяется как вид деятельности, являющийся основным источником дохода. Слова поэт и профессия  сегодня не рифмуются, а словосочетание «профессиональный поэт» звучит исключительно как поэтическая метафора. Но на любую поэтическую метафору всегда найдётся закоулок с конкретикой:

«Необходимо также отличать от рода занятий близкое по своему значению понятие профессия, под которой подразумевается род квалифицированной трудовой деятельности человека, осуществляемой им с целью заработать себе на жизнь.

Род занятий в широком смысле слова в отличие от профессии не обязательно может иметь своей целью получение заработка».

Поэтому мы сразу оговоримся, что в силу любительского статуса предмета нашего обсуждения мы постараемся не подходить к нему со строгими профессиональными мерками и критериями Гамбургского счёта, который, как известно, рифмуется исключительно с профессиональной системой координат.  Тем более что речь пойдёт вовсе не о Гамбургском, а всего лишь о «Московском счёте».

Почему о нём пойдёт речь? Да потому что в последние дни, куда в соцсетях ни ткнёшься, там всюду они. С ножом к горлу: «Считаете ли вы премию «Московский счет» в том виде, в каком она существует сейчас, отражающей реальную ситуацию в современной поэзии? Почему? Какие недостатки и достоинства вы видите у премии? Что бы вы хотели изменить в премии, а что оставить неизменным?»

А когда ты пытаешься им ответить не так, как им этого хочется, и задать вопрос, который профессионалам и задавать бы, в общем-то, не пришлось, то этот вопрос, так и необременённый ответом, улетает в пространство, обрастая в полёте всякими словами и раздумьями на тему.

А вопросов, собственно, было два.

Нет, нет, то не были вопросы о том, каким образом те, кто голосуют за «лучшую поэтическую книгу года», могли прочитать все книги в списке, представленном им для голосования, если в списке порядка ста пятидесяти книг, из коих руками они держали и глазами видели только те, что им подарили авторы (две? три? неужели пять?!)

Ах, да, это ж московские поэты! Ну, тогда ещё можно приплюсовать сколько-то там книжек, купленных из цеховой солидарности на презентациях с фуршетом (две? три? неужели пять?!). И ещё может быть пару-тройку реально купленных для реального прочтения. Но в списке-то книг больше ста! Как они могут голосовать за все остальные, если они даже не подозревали об их существовании до того момента, пока по электронной почте им не прислали этот список, по которому нужно проголосовать «завтра»?

Нет-нет, боже упаси, этот вопрос не был озвучен, потому что мы прекрасно понимаем: что не позволено Гамбургскому счёту, позволено Московскому, лишь бы не плакали.

Наши вопросы имели исключительно центростремительный вектор и сугубо эгоистичный характер. И вообще их был один. Но стало два, потому что то, что подразумевалось как наш ответ на вопросы: «Какие недостатки и достоинства вы видите у премии? Что бы вы хотели изменить в премии, а что оставить неизменным?», было в ответных репликах запорошено такой пургой, что потребовался вопрос как таковой – с вопросительным знаком, дабы эту пургу как-то прояснить. Вот на него-то, на тот, что с вопросительным знаком, как раз и не ответили. Вот он как раз и улетел в пространство, обрастая…

Екатерина Горбовская: И что самое неприятное, вашу книгу включают в список книг-участников без вашего на то согласия, только на том основании, что она вышла в Москве в отчётный период. При этом не учитывается, считаете ли вы за честь лежать в этой братской могиле, или же оно вам поперёк горла, держал ли вашу книжку в руках хоть один из голосующих, или вы с ними всеми существуете в параллельных мирах, – вас не спрашивают.

Когда в 2013-м я увидела свою книжку в этом списке из нескольких сотен наименований, я, если честно, оскорбилась. И с тех пор, когда меня мимолётом посещает мысль об издании следующей книжки, я московские издательства не рассматриваю – именно из нежелания снова оказаться в таком списке «до кучи» без моего на то ведома и согласия.

Ну, в общем, нельзя так. Даже если мероприятию для солидности нужен длинный и внушительный список книг-участников – всё равно нельзя.

Ответ: Ну, это совсем не проблема — попросить издателя или организаторов не включать свою книгу в списки премии. Тем более, «Моссчет» — премия не только для поэтов, но и для издателей поэзии.

Екатерина Горбовская: Мой издатель её точно не включал! Он знает, что я в эти игры не играю. Это вы там сами широким неводом.

И в продолжение разговора, коль скоро он зашёл, и возвращаясь к Вашим словам «попросить издателя или организаторов не включать свою книгу в списки премии», хотелось бы уточнить следующее.

Если взять за основу, что все наши издатели люди взрослые и ответственные и, не уведомив автора, не станут включать его книги ни какие соревновательные забеги, то актуальность вопроса смещается туда, где вы говорите «попросить организаторов не включать». То есть, если следовать этой логике, получается, что после издания книги автор должен написать во все существующие премиальные оргкомитеты – от Нобелевки до Московского, Подмосковного, Орехово-зуевского, и т.п. счёта, что он «просит не включать». Я так вас поняла? Или всё же обеспечение некоей правомерности при составлении списков это ответственность каждого конкретного оргкомитета?

И вот на этот вопрос ответа получить так и не удалось. Поэтому в поисках ответа пошли мы читать ПОЛОЖЕНИЕ О ПРЕМИИ «МОСКОВСКИЙ СЧЕТ», но впали в ещё большую растерянность, когда нашим глазам предстало:

2. Соискателями премии являются все поэтические книги, выпущенные за рассматриваемый период московскими издательствами

То, что «являются все поэтические книги, выпущенные за рассматриваемый период московскими издательствами», это мы и сами, увы, знали и именно ради этого и попытались внести свои пять копеек, когда нас спросили: «Что бы вы хотели изменить в премии?»  А в растерянность, переходящую в недоумение, нас повергло вот это вот: «Соискателями премии являются…»

Пошатываясь от нахлынувшего недоумения, мы пошли перепроверять своё незнание русского языка, но Гугл нам сказал, что лично у нас с русским языком всё в порядке, ибо, как мы и предполагали

СОИСКА́ТЕЛЬ

Мужской род

1. Лицо, представляющее свой труд на соискание чего-л.: «С. премии»

Мы снова перечитали «Положение» в том его пункте, где говорится: «Соискателями премии являются все поэтические книги, выпущенные за рассматриваемый период московскими издательствами», и не поняли, как соискателем может оказаться «лицо НЕ представившее свой труд на соискание чего-л.»?

И даже не столько о своём малоприятном опыте пятилетней давности подумали мы, сколько о всех тех сотнях наименованиях книг, назначенных «соискателями» за все эти годы, при том, что многие их авторы, точно так же как и мы, даже не подозревали о существовании этого «Поэтического Оскара российской столицы» [sic!] вплоть до того момента, когда нам сообщили, что «нас сосчитали».

И если честно, мы и не ожидали, что организаторы «Поэтического Оскара» поспешат что-то менять в своей системе формирования списков «соискателей», услышав наше робкое: «Ну, в общем, нельзя так. Даже если мероприятию для солидности нужен длинный и внушительный список книг-участников – всё равно нельзя». Потому что понять логику непрофессионала в данном случае – элементарно, Мюллер!