Торжество Православия: а есть ли причина для торжества?

Сегодняшнее воскресенье, 8 марта, неделя первая Великого поста. Отмечается Торжество Православия. На литургии Василия Великого читаем Послание апостола Павла Евреям, очень большой отрывок из 11−12 глав, а так же в память Предтечи совершенно созвучный ему фрагмент Второго послания Коринфянам, его и процитируем:

«Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа. Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам. Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем. Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем. Ибо мы живые непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей, так что смерть действует в нас, а жизнь в вас. Но, имея тот же дух веры, как написано: я веровал и потому говорил, и мы веруем, потому и говорим, зная, что Воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас, и поставит перед Собою с вами. Ибо все для вас, дабы обилие благодати тем большую во многих произвело благодарность во славу Божию» (2 Кор. 4:6−15).

Апостол говорит, что все, что делается им, совершается ради других людей. Ради их жизни вечной. Павел тут выражается иногда недостаточно ясно: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса». Да еще и переведено как-то деликатно, из-за чего не сразу понятно, что имеется в виду. «Омертвелость» (труп то есть) Иисуса носим в своем теле с пониманием, что все неизбежно кончится воскресением, жизнью. Конечно, это аллегория, означающая уверенность в том, что смерть побеждена во Христе, а «омертвелость» — лишь пограничное состояние, ожидающее воскресения.

Выражение же «непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса», наверное, все-таки следует понимать, как «постоянно под смертью ходим». Имеется в виду огромная степень риска, угроза смерти, сопровождающая повсюду апостола, понимание ее постоянной близости, опять же с осознанием того, что смерть не просто будет, но она уже побеждена жизнью. Временные стеснительные обстоятельства, угрозы, гонения никак не влияют на то, что заявленная цель — жизнь вечная — постоянно должна преследоваться и служить маяком во всяких поступках.

И смерть, по пятам преследующая нас, подытоживает апостол, ради жизни вашей. Павел, заметим, возникающие у его подопечных недоразумения разъяснял, не жалел времени и сил подробно рассмотреть возникшее недопонимание. «Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие, но проповедуем искренно, как от Бога, пред Богом, во Христе» (2 Кор. 2:17), — говорит он чуть ранее. В память удержания «слова Божия» от постоянного его «повреждения» установлено сегодняшнее событие — Торжество Православия.

Оно появилось по следам Константинопольского собора 843 года, что был созван императрицей Феодорой ради восстановления в империи иконопочитания. В то время, когда христиане еще не поделились на православных и католиков. Но довольно скоро праздник стал пониматься гораздо шире, как победа над всеми ересями, существовавшими прежде, и по этому поводу сложился определенный чин, на котором ереси анафемствовались, догматы прославлялись. Еретиков и отступников не ленились анафемствовать даже поименно, впрочем, само последование богослужения постоянно менялось, переписывалось, сокращалось, и к нашему времени провозглашение анафем почти полностью исчезло из богослужебной практики.

С одной стороны, многие кривотолки сильно мешают проповеди Царства Божьего, отсекать разносчиков глупостей от тела церковного было необходимо, да и сейчас бы не помешало. Но, с другой стороны, многое, что было объявлено на соборах ересями, ничем самой проповеди не вредило, если учить именно Царству, обучать деятельному познанию Бога, а не тому, сколько там воль и энергий в естестве Христа в наличии, то есть относящемуся не столько к верному познанию, сколько к отвлеченной и в значительном отдалении отстоящей от сути вопроса философии.

Философия сперва и захватила, подмяла под себя всю христианскую мысль, а после скукожилась до требования утверждения трех-четырех банальностей, обучить всем «глубинам» которых можно и циркового медведя, научив его кивать при виде нужных карточек. Требование в первую очередь «держаться» всей этой философии, считать именно это самым важным, привело к тому, что исполнительная, важнейшая сторона учения была отдана на откуп полному произволу. Дошло до того, что проповедник может отвлекаться от темы собственными фантазиями, но, главное, чтобы там ереси не было. То есть важно не повторять тех формулировок, актуальность даже обдумывания которых исчезла тысячу лет как назад. Православно все, что не неправославно.

Несмотря на то, что ереси были побеждены, отступники отправлены в ад — некоторые песнопения о том браво рапортуют — причин для торжества особо и нету. Повод есть, назначен день, вот и повод, а причины совершенно отсутствуют. Потому вернемся к философии, из базы которой складывается ядро учения и «держаться» которой всем обязательно. Пример, который не раз приводился — терминология, с помощью которой вся мудрость и высказывалась. Повторим в который раз, что православие — это система верных, правильных определений. Не правильной поклажи поклонов и исполнения крестного знамения, а определений.

На это указывает ее самоназвание — ортодоксия. Определения будут выглядеть и считаться верными, если соблюдаются необходимые условия для их высказывания. Закон достаточного основания не позволяет оперировать понятиями, не обозначающими ровным счетом ничего, не имеющих никакого эмпирического или хотя бы мысленного подтверждения. В древности, например, было вполне легально мысленно предполагать, что земля стоит на огромной черепахе или подвешена на веревках к небу, ибо эмпирический опыт был недостаточен для более внятных предположений. Но его, несомненно, хватало на то, чтобы брать примеры из окружающего, в котором тяжелые предметы либо имеют подставку, либо подвешены, закреплены хоть чем-то.

Сейчас предполагать под основанием земли черепаху не позволит закон достаточного основания. В православном богословии все формулировки покоятся на таком понятии, как «сущность». Христологический догмат требует «верить» в «две сущности в одной ипостаси», так решается вопрос о том, что Христос есть и Бог, и Человек одновременно. Прежде подобное решение задачи указывало на значительной степени сообразительность людей, помысливших такое. Сейчас в равной степени сообразительный человек мигом сообразит, что здесь что-то не то. Это вообще не знание, поскольку понятие «сущность человека» не принадлежит ни к какому знанию. Вот сейчас закон достаточного основания не позволит современному человеку включать в дискурс понятие «сущность человека» и строить с его помощью определения.

Нельзя по законам мышления рассматривать то, чего нет. Законы логики не позволяют, к примеру, включать в рассмотрение вопрос: может ли Черная Рука появиться в Белой Комнате или она душит детей только в Черной Комнате, поскольку само существование Черной Руки под большим вопросом, она лишь плод детской фантазии в их лагерных страшилках, не больше. Так и понятие «сущность человека» может принадлежать лишь той эпохе, в которой оно было рождено и соответствовало тогдашнему пониманию мироустройства.

Как и «сущность Бога» нынче лишь наглядно отдает антропоморфизмом, достаточно ясно указывающим на то, что авторы изречения мерили Бога человеческими мерками и выйти за них попросту не могли. Здесь не было ничего «духовного» в виде озарений, это лишь достаточно остроумное для античного мировоззрения решение сложной задачи, актуальность которого нынче совсем исчезла, но требует более внятного рассмотрения.

Так есть ли причина для торжества?

Можно, конечно, в ослеплении от ложного ощущения собственной значимости твердить, что «остаток спасается», «держась» за формулировки самому «остатку» непонятные. «Остаток» спасается каким-то таким способом, что присоединиться к нему мало кто спешит по причинам вполне объяснимым. Держится потому что за то основание, которое ни в уме не укладывается, ни в жизни, как говорят, не пригодится. Переругавшись со всеми из-за определений, которыми и в те далекие века пользоваться было невозможно ради прямого исполнения Благой Вести, а ныне и вовсе в голове не укладываются по причине их исключительно музейной ценности, Церковь пока еще слабо, но погружается в состояние интеллектуальной изоляции от действительности, которая грозит обернуться изоляцией социальной.

Чтобы не скатываться далее в это состояние, требуется шаг за шагом преодолевать разрозненность, в которую погружен христианский мир, ставшую «следствием человеческой слабости и греховности, произошедшей вопреки Первосвященнической молитве Христа Спасителя: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино», преодолевать разделения, «унаследованные от наших предшественников различиями в понимании и изъяснении нашей веры в Бога». Тогда возникнет и новый, подлинный повод для торжества, доставленного достижением христианского братства.

. .