Она переводила фашистских лидеров в Нюрнберге

Нашел в ней фотографию Ивана Каменева — выпускника АЛТИ (одного из институтов, вошедших в 2000-х в САФУ), работавшего по атомному проекту под прикрытием второго секретаря представительства СССР при ООН. Собираясь написать о нём, связался с одним из авторов — директором музея Северного федерального университета Натальей Шулаковой. Спросил ее — нет ли еще малоизвестных имен участников событий «мирового масштаба», связанных с университетом. Как же — ответила Наталья, в САФУ работала переводчик Нюрнбергского трибунала Татьяна Рузская, и назвала еще несколько фамилий. Нельзя сказать, что я не знаю историю Архангельска, но имя ничего не говорило, хотя как не на примере переводчика трибунала учить молодых ненавидеть фашистов? Наталья передала пару публикаций о Рузской, нет возможности привести их полностью, желающие познакомиться с полным текстом найдут его по ссылкам или свяжутся с музеем САФУ через его страницу в соцсети «ВКонтакте».

Татьяна Алексеевна Рузская. Переводчик. Родилась 20 апреля 1916 г. Отец — Алексей Алексеевич Рузский, присяжный поверенный — один из потомков М. Ю. Лермонтова, мать —Татьяна Сергеевна Рузская.

Т. А. Рузская окончила Московский институт истории, философии и литературы (МИФЛИ). Когда летом 1942 года в Архангельск прибывали конвои союзников — американцев и англичан, работала инструктором по культмассовой работе в интернациональном клубе.

Работала синхронным переводчиком во время Нюрнбергского процесса над нацистскими преступниками. Вышла замуж за Геннадия Арсеньевича Соловьёва (1918−2003), редактора Гослитиздата. Переводила с английского и болгарского языков. Умерла в 2006 г.

Из воспоминаний Татьяны Рузской: «В 1940 году я окончила ИФЛИ (Институт истории, философии и литературы им. Н. Г. Чернышевского) и была направлена в г. Архангельск преподавателем западноевропейской литературы в пединститут… Я полюбила северный город, протянувшийся вдоль реки, непривычно высокие деревянные тротуары на улицах, уходящих рядами от набережной вдаль, вплоть до тундры…

Ранее на ИА REX: Военные действия в Финляндии. Неудачи армии и дипломатии

Летом 1941 года 22 июня в теплое солнечное воскресенье мы всей компанией катались на лодках. Весело болтая, мы возвращались в город и на площади столкнулись с толпой, скопившейся у черного репродуктора. У людей были мрачные, напряженные лица. Мы уловили заключительные слова оратора: «Наше дело правое, победа будет за нами!»

В городе начался голод. В нашей институтской столовой давали незаправленный суп — вода с кусочком трески и кашу без масла… Летом 1942 года… в наш порт стали прибывать конвои наших союзников — англичан и американцев…» (1).

Из книги «Архангельск 1941−1945»: Во второй половине 1941 г. весь объем импортных грузов на Севере принимал только Архангельск… Приемка грузов осуществлялась Бакарицей, Экономией, которые ограничивались глубиной морского бара 23−24 фут. Порт, принадлежавший заводу № 402 м и 203 строительства НКВД (Молотовск), мог принимать суда с осадкой 28 футов, но он не входил в систему Архморпорта. Постановление Правительства о передаче молотовского порта вышло в начале 1942 года, после этого крупнотоннажные транспорты стали разгружаться в городе корабелов (2).

Из воспоминаний Татьяны Рузской: «Меня, ифлийку, активную комсомолку, владевшую английским языком, послали работать в Интерклуб. Один попавший в беду конвой был всем нам памятен. Немцы его потопили… Успевших спастись на лодках моряков… истощенных, оборванных и обмороженных, пароходом привезли в Архангельск… Они называли себя «survivors» (от английского survive «выжить»)… «Сурвайверы» звали их горожане.

Мы… были молоды и здоровы, и скоро наше желание усвоить говоры гостей и постоянное общение с ними сделало свое дело… Их интересовало все советское. Мы показывали им советские фильмы, переводя их на русский язык, учили их русским пляскам, по их просьбе вели для них уроки русского языка. Учили их нашим песням… Они полюбили эти песни… они повезли их в свои родные места…

Из Мурманска к нам прилетали еще одни дорогие гости — наши полярные летчики. Для них это была небольшая передышка. Там, в аду, где их безостановочно бомбили немцы, они на своих истребителях поднимались в грохочущее небо, сначала одни, а потом с прилетевшими к ним братьями — английскими летчиками. Немцы так и не смогли взять Мурманск — эту северную твердыню…

Однажды к нам пришла большая группа американских коммунистов… Их интересовало все — наша конституция, наши профсоюзы, положение женщин, образование, медицина… С особой гордостью мы сообщили нашим слушателям, что у нас в стране бесплатное образование и бесплатное медицинское обслуживание, чему они искренне и радостно удивились…

Вскоре… обрушилась нежданная беда: немецкая бомбежка… Немцы выпустили осветительные шары, и над городом стало светло, как днем. На Двине, как факелы, горели небольшие суда, стоявшие у причалов. Немцы методично и спокойно сыпали и сыпали на город множество зажигательных бомб, или «зажигалок», уже горели целые кварталы деревянных домов» (3).

Из книги «Архангельск 1941−1945»: «31 августа 1942 года … 23 час. 37 мин. — 00 час. 45 мин. — налет на Архангельск 35 самолетов Ю-88, Хе-111. … сброшено на город: 12 шт. ФАБ 17 калибра 250−500 кг… 7000 электронно-термитных пластин… свыше 600 шт. ЗАБ 18. .Повреждено: 35 зданий, 5 предприятий (мебельная фабрика, макаронная фабрика, газогенераторный завод, Дом пионеров, АЛТИ). Около семь очагов пожаров, четыре из них крупные» (4).

Из воспоминаний Татьяны Рузской: «Бахнуло несколько больших бомб. Одну немецкий летчик аккуратно опустил прямо на купол крыши старейшего лесотехнического архангельского института. Она прошла здание насквозь и похоронила укрывшихся в подвале местных жителей и детей.

Мы оставались на крыше Интерклуба до конца бомбежки… Никогда не забуду, как я возвращалась домой… Я шла по улице. А справа и слева горели дома» (5).

Из интервью с Татьяной Рузской, взятого Марией Королевой (проект «Непридуманные рассказы о войне»):

«М.К.: В чем заключалась Ваша работа на процессе? Это правда, что в Нюрнберге первые была введена система одновременного перевода с четырех языков?

Т.Р.: Да. У каждого сидящего в зале были наушники, и он мог, переключая кнопки, слушать процесс на любом языке. Наша маленькая группа переводила с немецкого, французского и английского на русский, на троих — один микрофон.

М.К.: Что Вы ощутили, когда в первый раз вошли в это здание?

НТ.Р.: Не помню. … Когда я увидела подсудимых в первый раз, я была просто в недоумении: облик этих обыкновенных, а некоторых даже интеллигентной, респектабельной внешности людей никак не вязался с тем, что я о них слышала. Они появились неожиданно… Первый — Геринг, за ним — Гесс, Риббентроп, Кейтель… всего 21 человек.

М.К.: Вы наблюдали подсудимых с самого начала процесса и до конца. Как они вели себя?..

Т.Р.: В том-то и дело, что эти преступники, одурманившие миллионы, сами мало верили в фашистские идеалы, ими руководили только личные интересы… Все подсудимые в своем последнем слове малодушно продолжали отрицать свою вину и сваливать все на мертвецов — Гитлера, Геббельса и Гиммлера, и только один заявил, что он верен идеалам фюрера и готов хоть сейчас пойти за него на костер — это был фанатик, полусумасшедший Гесс.

М.К.: Из всего увиденного на процессе что больше всего Вас потрясло?

Т.Р.: …Потрясло появление немецкого фельдмаршала Паулюса в качестве свидетеля советского обвинения. Никто, кроме Руденко и тех, кто доставил Паулюса в Нюрнберг, не знал об этом сюрпризе. После сокрушительного поражения под Сталинградом в Германии фельдмаршал был объявлен национальным героем — Гитлер не сомневался, что тот покончил с собой… Он показал, что еще осенью 1940 г. по поручению Гитлера разработал план вторжения в Советский Союз… Так было неопровержимо доказано главное обвинение фашистской Германии в преднамеренной агрессии…

Также глубокое потрясение я пережила в тот день, когда… советский обвинитель Лев Смирнов… показал… банку с ядом «Циклон-А», которым умерщвляли людей в газовых камерах, предметы, изготовленные из тел замученных узников, — мыло, кремовые абажуры с цветочками, сделанные из человеческой кожи, удобрения…» (6).

Из материалов Нюрнбергского процесса: Директива ОКВ О разрушении Москвы, Ленинграда и других городов Советского Союза от 7 октября 1941 г.

Совершенно секретно… Ставка фюрера

Фюрер вновь принял решение не принимать капитуляции Ленинграда или позже Москвы даже в том случае, если таковая была бы предложена противником… ни один немецкий солдат не должен вступать в эти города. Все лица, пытающиеся покинуть город в направлении наших линий, должны быть отогнаны огнем… перед их захватом они должны быть уничтожены огнем артиллерии и воздушными налетами, с тем чтобы побудить население к бегству. Не допускается, чтобы немецкие солдаты рисковали своей жизнью для спасения русских городов от огня или чтобы они кормили население этих городов за счет средств немецкой родины.

Хаос в России будет тем больше, наше управление и эксплуатация оккупированных областей будет тем легче, чем больше населения советских городов уйдет во внутренние районы России… По поручению начальника штаба верховного главнокомандования вермахта Йодль… (7).

Из интервью с Татьяной Рузской, взятого Марией Королевой (проект «Непридуманные рассказы о войне»):

М.К.: Почему же даже после Нюрнберга, где были так очевидно раскрыты и осужден агрессия и преступления против человечности, мир мало изменился и все повторяется?

Т.Р.: Преступления повторяются. И не в моих силах этому помешать. Но одно я все-таки могу сделать — рассказать о том, что я видела на Нюрнбергском процессе (8).

Великая Отечественная — неизвестная война. Смыслы и основные направления событий тех лет обозначены, но внутри них — огромное пространство для исследователя. В каждом регионе, в каждом музее, государственном архиве или архиве учреждения огромный пласт нетронутой информации по войне. И среди информации опубликованной, для воспитания молодежи — чтобы не забыла — нас ждут многие открытия. Такие, как переводчик Нюрнбергского трибунала и архангельский преподаватель Татьяна Рузская.

Примечания: