Битва под Варшавой сто лет назад. Что это было?

Сто лет назад, 15 августа 1920 года, началось контрнаступление польской армии под Варшавой, которое закончилось победой над Западным фронтом Красной армии. Его командующий М. Н. Тухачевский вскоре утратил управление над войсками и не сумел организовать отход своих армий в порядке. Отступление превратилось в катастрофу. Вслед за Западным фронтом назад на восток откатился и Юго-Западный.

Что и почему происходило в районе польской столицы?

С точки зрения местной националистической легенды — польский рыцарь бесстрашно и бескорыстно лег костьми на границах Европы, чтобы защитить её от нашествия азиатских «жидобольшевистских» орд (сейчас в польском официозе по понятным причинам они превратились в просто большевистские). Правда, за последнее время у польского рыцаря появились коллеги — недавно выяснилось, что Европу спасали и украинские националисты-петлюровцы и, разумеется, борцы за «белое дело». Сторонники двух последних добавлений юродствуют в Киеве и Москве.

Разберемся в том, что происходило на самом деле. Как известно, исторический факт следует анализировать в его контексте. Разумеется, польская демагогия также является историческим фактом, но требует объяснения, исходя из позднейших реалий, возникших уже после окончания войны 1919−1920 годов, и из современности. Необходимо понимать — для Польши победа в августе 1920 года стала бесценным приобретением, которым они и впредь будут гордиться. Просто потому, что более или менее самостоятельных побед в запасе у поляков в ближайшем прошлом и уж точно в XX веке не имеется. В 1795 году в результате последнего, третьего раздела исчезла Речь Посполитая. К этому времени эпоха былого могущества этого государства канула в лету, и Польша, по злому замечанию Отто фон Бисмарка, превратилась в ту самую женщину, которую сподручнее всего насиловать втроем. История Речи Посполитой, по сути дела, была историей несостоявшейся империи.

Уничтоженная усилиями трех соседей, она получила шанс на возрождение в качестве национального государства после поражения и исчезновения Австро-Венгерской, Российской и Германской империй. Этот шанс она не использовала. Реализовав после Первой Мировой войны лозунг возрождения национального государства, Польша начала борьбу за свои «исторические» границы, каковыми в Варшаве упорно считали те, что существовали до первого раздела Польского королевства в 1772 г. Борьбу возглавил «пан начальник государства» — Юзеф Пилсудский, яростно ненавидевший Россию и все, с ней связанное. Эти мечты ложились на унавоженную поколениями польских деятелей почву. Русофобия была и остаётся составляющей частью польской культуры. Россия была, есть и будет виновата в глазах поляков в том, что существует. Просто потому, что на ее месте должна была находиться неизмеримо более прекрасная, справедливая и католическая Польша, «Франция севера».

Именно ее и хотел возродить Пилсудский. Как это часто бывает, одна великая национальная мечта исключала возможность реализации других. Возродившаяся к самостоятельности Польша стремилась отнять все, что только возможно, у своих соседей — немцев, чехов, словаков, литовцев, украинцев, белорусов и, конечно же, русских. В результате, по меткому замечанию Юлиана Мархлевского, пилсудчики уподобились древним троянцам — они сами затащили внутрь своих крепостных стен своих будущих врагов. Впрочем, тогда, в 1918—1919 годах, об этом не думали. Граница между Царством Польским и Российской Империей, в целом соответствовавшая этнографическим границам польского племени на востоке, Пилсудского не устраивала — он планировал присоединить около 200 тыс. кв. км с населением около 20 млн чел.

«Новая» Польша должна была стать центром переформатированной Восточной Европы, центром союза (или даже конфедерации) стран от Балтики до Черного моря, раскинув паутину своего влияния от Финляндии до Закавказья. «Новая» Польша должна была стать опорой создания анти-России, раздробленной на мелкие государства, которые должны были превратиться в зону польского влияния на первом этапе и в объект польского культуркампфа на втором. Так уж случилось, что польские политические деятели не страдают маниями и фобиями, а получают от них удовольствие. Это и объясняет их действия.

В январе 1919 года польская жандармерия устроила кровавую расправу над миссией российского общества Красного Креста, прибывшей на территорию Польши по предварительному согласию её правительства и под гарантии общества Красного Креста Дании. Четверо из пяти членов миссии, одна из них — женщина, подверглись пыткам, а затем были убиты. Пятому врачу удалось спастись, в результате чего зверское убийство не удалось списать на преступление «неизвестных лиц».

13 февраля 1919 года Польша нанесла первый удар по советской территории в районе Барановичей. Началась советско-польская война. Поляки активно практиковали массовые расправы над пленными и гражданскими, как и другие формы террора против местного населения. 20 апреля 1919 г. поляки захватили Вильно (совр. Вильнюс), в конце августа они уже вышли к Березине, захватив большую часть Белоруссии и Литвы. На оккупированных территориях был установлен грабительский режим интервентов. II отдел (контрразведка) командования 4-й польской армии рапортовал главному командованию польской армии:

«Наша армия — юная по годам службы — постепенно усваивает психологию старого солдата, что раз он несет военную службу, то все под его началом, и она вершит реквизиции и насилия над населением, которого не знает, которому не сочувствует, которое считает чуждым».

Захватить Ковно (совр. Каунас) не удалось. В ночь с 28 на 29 августа 1919 г. там готовился переворот с опорой на местных поляков, но этот план провалился.

Советская Россия была в тяжелейшем состоянии — экономический, топливный, транспортный кризис, война по всему периметру границ — она не могла драться еще и с поляками. Пилсудский, как всякий филистер, был самоуверен и горд. На предложение переговоров он ответил следующей инструкцией своему представителю графу Михалу Косаковскому:

«Большевикам, как и Деникину, я могу сказать одно: мы могучая сила, а вы — трупы. Говоря иначе, солдатским языком: давитесь друг другом, бейте друг друга, меня это не касается, пока вы не затрагиваете интересов Польши. А если где затронете их, буду бить. Если где-либо и когда-либо я вас не бью, то не потому, что вы не хотите, а потому, что я не хочу. Пренебрегаю вами, презираю вас. Вы погрязли в руках евреев и немецких юнкеров, не верю вам, вашему сорту людей» .

Русские, по убеждению Пилсудского, «…должны стоять перед нами покорными и просящими».

Уже в 1919 году начальник Польского государства был настроен таким образом. В 1920 году он еще более уверился в своей силе. Вашингтон предоставил Варшаве значительный кредит для покупки вооружения. В первой половине 1920 года американцы поставили в Польшу около 20 тыс. пулеметов, свыше 200 бронемашин и 300 самолетов, 3 млн комплектов обмундирования, 4 млн пар обуви и т. д; французы — 1494 орудия, 350 самолетов, 2800 пулеметов, 375,5 тыс. винтовок, 42 тыс. револьверов, 800 грузовиков, 518 млн патронов, 10 млн снарядов; англичане — 58 тыс. винтовок, 58 млн патронов. Мобилизации позволили довести численность польской армии до 738 тысяч человек. Настало время, чтобы раса польских господ реализовала свои амбиции по отношению к тем, кто должен постоянно находиться перед ней «покорными и просящими».

27 марта 1920 года Польша приступила к широкомасштабным военным действиям. Потом Пилсудский заявил о том, что готов начать 10 апреля переговоры в Белоруссии — в городе Борисове, который находился на линии фронта. Одновременно 28 марта Москва вновь предложила Варшаве мирные переговоры вне линии фронта, и вновь это предложение было проигнорировано. Польская дипломатия отказывалась переносить время и место переговоров, а польские политики тщательно готовили войну. 20 апреля польский МИД издал коммюнике — вся ответственность за начало войны возлагалась на РСФСР. 21 апреля было подписано польско-финское соглашение о взаимной поддержке, финны должны были нанести удар по Петрограду (они так и не сделали этого, сославшись на то, что обязательство распространялось только на случай агрессии со стороны России).

Перед тем как спровоцировать новую и более масштабную войну на востоке, Пилсудский заверил своих критиков в Варшаве личным честным словом, что «не пойдет на Киев воевать за украинское государство для Петлюры».

Разумеется, это была обычная ложь. Правда, как всегда, отличалась от слов польских политиков. 22 апреля Пилсудскому удалось установить соглашение о совместных действиях с Симоном Петлюрой. Петлюра уступал Галицию. Граница между Украиной и Польшей устанавливалась по линии бывшей границы между Российской империей и Австро-Венгрией. Петлюра взял на себя обязательство подкрепить это соглашение военной и экономической конвенциями. Характер этого соглашения лучше всего описал соратник Петлюры, украинский «сенатор» С. П. Шелухин:

«Характер военного договора такой же, как и политического: все для поляков и ничего для украинцев».

Объяснить его было просто — у Пилсудского в армии было 738 тысяч человек, а у Петлюры — 5 тысяч человек. Потом эта численность выросла до 15 тысяч человек (они-то, если верить современным украинским историкам, и сыграли невиданную во всех смыслах этого слова и, безусловно, решающую роль в кампании 1920 года).

Авантюра Пилсудского, как это часто бывает, началась довольно удачно, но закончилась, как и полагается всякой авантюре — польские армии были разгромлены сначала на Украине, а затем и в Белоруссии и быстро покатились на запад. При отходе поляки использовали в Белоруссии химическое оружие и отметились рядом зверских расправ над пленными и гражданским населением на Украине. Возмездие было весьма жестоким, хотя политотделы красных частей призывали брать пленных.

От недавнего тона пана начальника государства не осталось и следа — он слал телеграммы в правительство и союзникам по Антанте, в которых заявлял, что считает ситуацию безвыходной и окончательно проигранной. Польская дипломатия умоляла Антанту вмешаться в конфликт, развязанный их страной. Польская делегация на конференции в Спа в июле 1920 года зашла так далеко, что даже признала свою ответственность за начало войны. Было так страшно, что премьер-министр Станислав Грабский заверял французов:

«Польша понимает, что она сама виновата, оказавшись в таком положении, и что она должна изменить свою политику как в отношении своих соседей, так и союзных держав».

В общем — что угодно, лишь только помогите. И помощь была оказана.

После падения Российской империи Франция нуждалась в Польше как в опоре своей политики против Германии на востоке Европы. Этот плацдарм был необходим Парижу как гарантия продолжительного существования порядков, установленных в 1919 году в Версале. С другой стороны, и в Париже, и в Лондоне, и в Риме опасались, что в случае падения Польши Пилсудского революция по образцу русской может перекинуться и в Европу. На такой вариант развития событий по мере того, как контрнаступление против польского врага становилось все более успешным, начали надеяться и в Москве.

При этом следует отметить, что, несмотря на призывы к расширению пространства революции и революционной войны (не путать с военными действиями!), советское правительство делало все возможное, чтобы избежать войны с Японией на Дальнем Востоке, Великобританией на Балтике и в Персии, на каспийском побережье которой в мае 1920 года высадился советский десант (необходимо было вернуть стране угнанные суда нефтеналивного флота), с двусмысленными союзниками Польши Финляндией, Эстонией, Латвией (с которыми велись переговоры о заключении мира), с Литвой (которой был передан отбитый у поляков Вильно), с Румынией (оккупировавшей в 1918 году Бессарабию), наконец, с Германией, нарушать границу которой войскам Красной армии было запрещено.

О планах советизации Польши можно судить по программе советской делегации, предложенной на переговорах в августе 1920 года — она не включала в себя оккупацию польской территории, только разоружение Польши, что нетрудно понять — уж больно бодливым оказался этот сосед.

На первом этапе мировая революция должна была выступить союзником Советской России, а не наоборот. Красную армию не собирались бросать далее на Запад. Впрочем, бросать-то, по сути, было и нечего. После почти 1,5-месячных боев, после того как с боями было пройдено свыше 500−700 километров, дивизии Западного фронта сократились до размеров бригад, иногда даже полков, а полки — до батальонов и даже рот. В тылу было разрушенное хозяйство, с трудом работавшие железные дороги, летом 1920 года стало ясно — на значительную часть страны наступает невиданного масштаба неурожай. Снабжения не было, обеспечение патронами было мизерным, снарядами — почти нулевым. Горючее приходилось экономить, и поэтому часто броневики тащили на себе волы или лошади, а остатки бензина использовались для того, чтобы бросить машину в бой. Ряд командиров начал перевооружать своих бойцов трофейным оружием, к которому имелись боеприпасы.

21 июля в Париже было принято решение направить в Польшу военную миссию во главе с генералом Максимом Вейганом. 25 июля она прибыла в Варшаву. Он фактически возглавил штаб Пилсудского. Всего в польской армии с лета 1920 г. служило 9 французских генералов, 29 полковников, 196 капитанов, 425 лейтенантов, 2120 солдат. Французы сделали очень много для того, чтобы поднять уровень боеспособности польской армии. Практически в каждом батальоне, эскадроне и батарее польской армии служили французские инструкторы. В неменьшей степени этому помогли и военные поставки, в первую очередь из Франции. Было призвано 140 тыс. чел., армию усилили и 80 тыс. добровольцев. В результате мобилизационных усилий Пилсудскому удалось восстановить боеспособность своей армии и сосредоточиться на левом берегу Вислы.

26 июля начальник Генерального штаба генерал Тадеуш Розвадовский предложил организовать фланговый удар по основным силам Северо-Западного фронта, пытавшимся окружить польскую столицу. Поначалу Вейган предлагал отход вглубь страны с целью накопления сил, но потом принял решение прислушаться к предложению Розвадовского. Вейган фактически исходил из опыта французов на Марне в 1914 г. «Чудо на Марне» — контрудар по ослабленной наступлением германской армии под Парижем — повторилось «Чудом на Висле». В 1940 году Вейган захотел повторить этот успех, но, как говорится, два раза чуда не бывает. Во всяком случае, у одного и того же чудотворца это не получилось.

14 августа председатель Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкий подписал приказ о наступлении на польскую столицу, который заканчивался призывом:

«Сейчас, как и в первый день войны, мы хотим мира. Но именно для этого нам необходимо отучить правительство польских банкротов играть с нами в прятки. Красные войска, вперед! Герои, на Варшаву!»

В этот день в армиях Западного фронта самая крупная стрелковая дивизия насчитывала в строю 1,5 тыс., самая маленькая — 700 штыков. 15 августа поляки нанесли мощный фланговый контрудар по Западному фронту. Концентрация артиллерии и плотность огня приблизились к уровню Мировой войны. При наступлении противник не жалел патронов и снарядов, советская артиллерия, оторвавшаяся от тылов, вынуждена была молчать.

16 августа штаб Западного фронта еще надеялся контрударами восстановить положение на левом берегу Вислы под Варшавой. Последним успехом Западного фронта был выход 18 августа красной кавалерии в Данцигский коридор. Это позволило перерезать на время кратчайший путь военных поставок из Европы. Впрочем, это уже не имело значения. Очень скоро выяснилось, что маятник военной удачи качнулся в другую сторону, и Варшава больше не нуждается в подобного рода переговорах. К 17 августа сражение под Варшавой было уже выиграно поляками. Победа была полной, но, несмотря на это, она была достигнута такой ценой и после таких потрясений, что повторять свои приключения на востоке Пилсудский уже не хотел.

Это, разумеется, не означало, что польские политики решили перестать наслаждаться маниями и фобиями, а также грезить обретением пространства для культуртрегерской миссии Польши на востоке — просто от прямых захватов они попытались перейти к практике захватов косвенных, путем поддержки реальных (как на Украине) или организованных (как в Белоруссии и Литве) местных националистических движений, которые на деле должны были способствовать присоединению этих территорий к Польше. В случае со взятым петлюровцами в сентябре 1920 г. Проскуровым или захваченным в ноябре 1920 г. бандами Булак-Балаховича Мозырем это не удалось, но генерал Желиговский сумел организовать отторжение от Литвы Виленского края. Впрочем, это уже ничего не меняло — в результате победы под Варшавой возникла новая реальность длительностью в 19 лет.

. .