National Interest: Трамп – единственный выбор для обеспечения будущего США

Президент Дональд Трамп, несмотря на его многочисленные и хорошо задокументированные недостатки, является намного лучшим выбором, чем бывший вице-президент Джо Байден, на выборах 2020 года. Если бы выборы были строго референдумом по вопросу доверия Трампу, ответ мог бы быть совершенно другим, и демократы по понятным причинам хотят изобразить президентскую гонку именно как плебисцит о неоднозначном и непопулярном главе государства.

Но, как и в случае с большинством президентских выборов, на самом деле есть только два кандидата. Суть выборов не только в том, что делает действующий президент, но и в том, что делает оппозиция — в данном случае демократы — чтобы свести на нет его усилия, пишет директор Центра национальных интересов Дмитрий Саймс в статье, вышедшей 13 августа в статье для The National Interest.

Прежде всего, отметил аналитик, стоит сказать несколько слов о «послужном списке» Трампа: он явно не справился с самой значимой проблемой для США на сегодняшний день, а именно с пандемией коронавируса. Принимаемые им меры по борьбе с ней были в лучшем случае беспорядочными, а в худшем — смесью самообмана и поиска личной политической выгоды. Многие тысячи людей без нужды погибли из-за того, что президент не хотел и не мог эффективно отреагировать на пандемию — проблема, которая требовала дисциплинированного и целенаправленного анализа, правильного баланса между медицинскими и экономическими соображениями и умелого федерального руководства в координации с губернаторами и мэрами.

В результате неуклюжести президента экономика сейчас находится в худшем состоянии, чем должна была быть. Напротив, на протяжении большей части своего срока Трамп обеспечивал довольно прочное экономическое лидерство, и по большинству показателей Уолл-стрит и простые граждане были в хорошей форме до того, как началась пандемия. Однако ясно, что не было адекватной подготовки к довольно предсказуемой пандемии, а также не были обеспечены минимально адекватные поставки необходимых материалов и оборудования. Кроме того, администрация не смогла организовать массовые тестирования, сопоставимые с тем, что проводилось в большинстве стран Европы, Китае, Корее и даже в России.

Из-за этого пандемия приняла более серьезный характер, чем в большинстве других развитых стран. Стремление президента к возобновлению работы экономики во что бы то ни стало также способствовало возникновению новой волны заражений, которая, в свою очередь, вызывает новые карантинные меры, рост безработицы, зигзаги на финансовых рынках и общую неопределенность.

Трамп также не может избежать личной ответственности за недавнюю волну политических протестов, в слишком многих случаях сопровождавшуюся прямым насилием против полиции, бизнеса, рядовых граждан и даже памятников — центральной части американской традиции, разрушение которой символизирует бессилие властей в борьбе с противоправными действиями относительно небольшого, но агрессивного движения радикальных боевиков.

Невосприимчивость Трампа к актам жестокости полиции, которые привлекают наибольшее внимание, когда они направлены против афроамериканцев, но с которыми сталкиваются граждане всех рас, усилила напряженность после ужасной смерти Джорджа Флойда, афроамериканца, «фактически задушенного белым полицейским». Реакция Трампа на последовавшие за этим беспорядки была сочетанием бравады, пустых угроз и демонстративно неадекватных, но провокационных действий, которые придавали бунтовщикам смелость, тогда как простые люди оказались под ударом и без защиты.

В более же фундаментальном смысле в США на сегодняшний день наблюдается самая острая поляризация, какой не было со времен гражданской войны. Штаты, контролируемые демократическими губернаторами, мэрами и законодательными собраниями, демонстрируют открытое презрение к указу президента Трампа.

Сам же глава Белого дома так и не продемонстрировал особых способностей ни находить с ними общий язык — даже в решении таких важных вопросов, как пандемия, — ни подчинить их своей воле. Демократические губернаторы и мэры демонстративно заявляют о своем пренебрежении к федеральным приказам, начиная от пандемии и кончая иммиграцией, даже сталкиваясь с серьезными последствиями для себя и для своих штатов. Президент, который считает себя жестким лидером в стиле Уинстона Черчилля, часто походит скорее на короля Лира.

Помимо бросающей Белому дому вызов бюрократии и парализующих его работу утечек информации, Трамп также столкнулся с открытым отмежеванием от своих решений со стороны высокопоставленных чиновников в собственной администрации. Так, даже во время беспорядков в столице страны как министр обороны, так и председатель Объединенного комитета начальников штабов указали, что они не видят необходимости использовать регулярные вооруженные силы против участников беспорядков.

Хотя президенту действительно не было необходимости заходить так далеко, нет никаких сомнений в том, что цель таких заявлений заключалась в том, чтобы дистанцироваться от президента и вызвать сомнения в том, что он сможет в случае необходимости применить военную силу для решения проблему беспорядков — мера, которая использовалась несколько раз в прошлом без особых разногласий. Это фактическое осуждение военными руководителями собственного президента было бы совершенно неоправданным, если бы сам Трамп постоянно не предоставлял смягчающие обстоятельства, делая нелепые заявления, начиная от комментариев о том, что он «стабильный гений», и заканчивая угрозами разгромить своих противников дома и за границей, которые никто не мог воспринимать всерьез.

Если всё это правда, как можно с невозмутимым видом выступать за переизбрание Дональда Трампа, задается вопросом Саймс. Оказывается, это довольно просто, по крайней мере если учесть два важных фактора. Во-первых, из-за действий демократов против Трампа с самого первого дня что осуществлять нормальное правление страной было трудно, если не невозможно.

Во-вторых, какую альтернативу президенту Трампу могут предложить демократы? Идет ли речь об умеренной альтернативе в рамках существующей политической системы или же о революционном выборе? Во втором случае есть риск, как утверждает президент, прихода к власти в США «левых фашистов», то есть формирования в стране своего рода тоталитаризма, отвергающего большую часть американских традиций, угрожающего основным американским свободам и способствующего демографическим изменениям в США. Ведь избрание другой политической партии в таких условиях станет практически невозможным на протяжении многих лет.

Как только в марте и апреле 2016 года Трамп стал выглядеть как серьезный кандидат, демократы начали изображать его не просто как ничего не понимающего оппонента, а как коррумпированную и злобную угрозу американской демократии. Особенно несправедливым и вредным для Трампа как во время предвыборной кампании, так и на протяжении всего его правления были совершенно необоснованные обвинения в том, что он, избранный благодаря помощи президента России Владимира Путина, был агентом Москвы. В этом плане сам Трамп был злейшим своим врагом, хвастаясь своими успешными деловыми сделками в России и несуществующими встречами с Путиным.

Однако основной подоплекой обвинений со стороны демократов были существенные внешнеполитические позиции Трампа, в частности две: с одной стороны, он не считал Россию врагом и думал, что сможет наладить отношения с Путиным. С другой, он считал, что существующие альянсы не дают нужных результатов, предоставляют союзникам односторонние выгоды и нуждаются в серьезном реформировании.

Что касается его неприязненного взгляда на Россию, достаточно сказать, что ни один президент после холодной войны до Трампа никогда не рассматривал Россию как прямого врага. Более того, Россия вряд ли выступила в качестве врага США. Была ли она безжалостным конкурентом? Да. Страной с совершенно иными политическими ценностями? Безусловно.

Сегодня российский военный бюджет ничтожен по сравнению с американским, и, хотя Россия выстроила тесные отношения сотрудничества с Китаем, она не стремилась к настоящему альянсу, направленному против Америки, и у нее не было особых шансов на его создание — Пекин до сих пор сопротивляется тому, чтобы вступать в долгосрочные союзы. Более того, Китай в столь большой степени зависит от США как для своего процветания, так и, соответственно, для самой стабильности его коммунистической политической системы.

Кандидат Трамп не предлагал какого-либо одностороннего разоружения с Россией и не выступал за какие-либо серьезные уступки Путину. Иными словами, любая гибкость в отношениях с Россией, даже если она осуществляется не за счет важных американских интересов, не должна считаться изменой.

Что касается НАТО, Трамп, по сути, утверждал, что союзники не платили справедливую долю. Верность этого заявления было легко доказать, учитывая, что лишь немногие члены НАТО выделают на свои военные бюджеты 2% ВВП. Более того, отсутствие непосредственной военной угрозы со стороны России только укрепило аргументы Трампа. У России нет военного потенциала, чтобы противостоять намного более сильному и лучше финансируемому НАТО, и Путин не выказывал никаких признаков того, чтобы задумываться о такой безрассудной агрессии.

Следовательно, не нужно выступать за замирение России, чтобы иметь серьезные сомнения в отношении расширения НАТО, как указал кандидат Трамп во время своей предвыборной кампании. Трамп не продемонстрировал особого сочувствия к стремлению Украины и Грузии вступить в НАТО, как и руководство стран Европы, особенно Франция и Германия, которые не испытывают аппетита к вовлечению в альянс двух стран, имеющих территориальные споры с Россией. Собственно, администрация Барака Обамы также не проявила готовности предпринять какие-либо значимые шаги для ускорения членства Украины и Грузии в НАТО.

Таким образом, существенные позиции Трампа вряд ли оправдывают обвинения в его действиях в интересах Москвы, равно как и его история отношений с Россией. У Трампа были довольно скромные деловые интересы в России и амбиции сделать больше, но у него явно не было реальных связей. В противном случае он бы не пошел через офис пресс-секретаря Путина, чтобы попытаться получить поддержку своего проекта в сфере недвижимости. Нет никаких доказательств того, что российское правительство оказало Трампу какую-либо услугу. Москва просто проигнорировала его ощутимое желание встретиться с президентом Путиным.

Однако представители американского аппарата обеспечения национальной безопасности — в первую очередь те, кто связан с демократами, — были настолько убеждены в своем почти теологическом понимании права Америки на гегемонистскую власть после холодной войны, что любое явное отступление от этой ортодоксии стало рассматриваться как смертный грех. Это ощущалось особенно сильно, потому что Трамп не скрывал своего презрения к самоназванным хранителям ортодоксальности периода после холодной войны. Многие, не только в администрации Обамы, но и в силовом аппарате в целом, чувствовали, что на карту поставлены их работа, карьерные перспективы и даже влияние. Ничто не вызывает более ожесточенной реакции, чем сочетание праведного негодования и прагматического расчета собственных карьерных интересов.

В этой среде мало кто из основных СМИ задавал очевидный вопрос: зачем России с ее несентиментальной философией, в рамках которой Москва склонна отдавать предпочтение отношениям с существующими правительствами, рисковать и поддержать кандидата Трампа, победы которого она, судя по всему, не ожидала? Частичным объяснением может быть неприязнь Путина к Хиллари Клинтон, которая поддерживала антиправительственные протесты в России, и его неприязнь к администрации Обамы, которая, по мнению Путина, имела тенденцию к морализаторству. В этом она зашла так далеко, что в 2011 году, во время своего визита в Москву, тогдашний вице-президент Джо Байден посоветовал Путину больше не участвовать в выборах.

В отличие от Трампа, у российских властей была долгая история отношений с Клинтонами, начиная с 1968 года. Вскоре после советского вторжения в Чехословакию, когда многие избегали каких-либо связей с Москвой, стипендиат программы Родса Билл Клинтон посетил организованный Советским Союзом антивоенный форум. Олигархи, близкие к Путину, сделали крупные пожертвования Фонду Клинтона и заплатили значительные гонорары Клинтону как бывшему президенту.

В начале кампании 2016 года, согласно информированным источникам в Москве и Вашингтоне, бывшие должностные лица демократической администрации, имеющие хорошие связи с Россией, сказали Москве, что ей нечего опасаться бывшей первой леди и что не следует делать скоропалительные выводы на основе ее поведения о том, какой курс она выберет на посту президента. Они утверждали советникам Путина, что она прагматична и цинична, не питает особой враждебности по отношению к России и что Москве в конечном счете будет легче с ней, чем с непредсказуемым и неинформированным Дональдом Трампом, на которого, вероятно, повлияют жесткие республиканцы, борющиеся за высшие должности в его администрации.

Действительно, существует множество свидетельств того, что как российское правительство, так и близкие к нему фирмы были вовлечены в избирательный процесс в США. Однако, как явствует из отчета Мюллера и всё большего консенсуса в разведывательном сообществе США, цель заключалась не столько в том, чтобы помочь конкретному кандидату, сколько в том, чтобы способствовать политической поляризации в Соединенных Штатах, причем сделать это Кремль стремился не таким уж скрытным образом, чтобы, как надеялась Москва, правительство США и политическая элита страны в более широком смысле осознали, что вмешательство в российскую политику против существующего режима будет дорого стоить. Это была комбинация возмездия и сдерживания, которую нетрудно предсказать, зная, сколько Вашингтон сделал во имя продвижения демократии, что — в глазах российских правителей, особенно после опыта Майдана на Украине — было просто еще одним прикрытием для смены режима.

Демократы и их сторонники были полны решимости максимально использовать вероятность причастности России, независимо от фактов. Саймс отмечает, что знает это по личному опыту. Так, демократами была развернута кампания в СМИ, Конгрессе, правоохранительных органах и бывшей администрации Обамы с целью лишить легитимности вновь избранного президента и всех, кто даже был так или иначе с ним связан. В процессе этого побочный ущерб стал вполне приемлемым. Объектом этой кампании стал и сам Саймс за то, что журнал The National Interest организовал мероприятие, на которым выступил кандидат Трамп.

Так что поставлено на карту на президентских выборах 2020 года? Если Трамп будет переизбран, его впечатляющие навыки экономического управления, вероятно, помогут восстановить экономику, когда сочетание новых вакцин и новых лекарств позволит отменить удушающие меры по борьбе с распространением коронавируса. Восстановление экономики важно для миллионов граждан США, не имеющих работы, для общего процветания страны и, по сути, для способности США сохранять мировое лидерство.

Менее понятно то, чего можно ожидать от Трампа с точки зрения внешней политики. Он продемонстрировал первоначальные хорошие инстинкты и свежее мышление в понимании природы глобальной геополитической эволюции и фундаментальных недостатков консенсуса после окончания холодной войны, который считал само собой разумеющимся однополярный мир, в котором Соединенные Штаты выступают одновременно в качестве мирового судьи, присяжных и палача, а также главы новой глобальной религии: продвижение демократии.

Трамп до сих пор не разработал хотя бы минимально последовательную концепцию мировой политики и экономики и не продемонстрировал способности мыслить стратегически. К настоящему времени, однако, он, несомненно, имеет больше опыта, больше знаком с ключевыми странами и их лидерами. Кроме того, у него сложилось похвальное сочетание безжалостности во имя американских интересов, как он их видит, и нежелания идти на огромный риск в погоне за тем, что не носит решающего значения. Если в случае переизбрания он добьется большего успеха — что, как показывает опыт Ричарда Никсона, нельзя считать само собой разумеющимся, — у него может быть довольно успешный президентский срок, по крайней мере без катастрофических внутренних и внешнеполитических катастроф.

Демократы, с другой стороны, несут не меньшую ответственность за политическую поляризацию и политические неудачи последних четырех лет, чем Дональд Трамп, и производят такое же впечатление, как и Бурбоны в 1815 году: они ничему не научились и ничего не забыли. Они не только вступили в союз с сердитыми левыми радикалами, которые требуют не что иное, как фундаментальное преобразование Америки, но и становятся их участниками. По иронии судьбы они напоминают первых колонистов, которые любили землю и богатство, но также мечтали построить новую собственную страну.

Они говорят о своей любви к стране, но неясно, что именно им нравится в американской истории, традициях и их сегодняшнем существовании — всё это они считают прискорбным. Демократы обвиняют Трампа в том, что он является президентом раздора, однако Трамп не может конкурировать с ними, когда дело доходит до разделения американцев на разные классы и расовые категории, создавая для одних предпочтения за счет других.

Разумные люди могут не согласиться с существованием системного расизма в США. Расизм, безусловно, всё еще существует, и его следует осуждать и бороться с ним, где бы он ни находился. Точно так же нет никаких сомнений в том, что существует повсеместная жестокость полиции — наиболее заметная в случае афроамериканцев, но преобладающая во всем расовом спектре — потому что сама культура и подготовка полиции слишком часто ставят во главу угла защиту сотрудников полиции, даже если это означает непринятие соответствующих мер предосторожности, чтобы не причинить вреда невиновным. Эту культуру необходимо коренным образом реформировать, а тех, кто не может измениться, следует вычистить из рядов полиции.

В то же время левые, играющие всё более главенствующую роль в Демократической партии, хотят чего-то гораздо более элементарного. Они не просто хотят реформировать полицию; они хотят лишить полицию финансирования и запугать ее, почти гарантируя, что сотрудники правоохранительных органов не смогут принимать жесткие меры против преступных действий, особенно когда преступники — представители этнических меньшинств.

Не менее опасно распространенное мнение о том, что единственный способ предоставить афроамериканцам равные возможности — это особый режим, например программы социального продвижения миноритарных групп.

Однако что особенно опасно, так это очевидное тоталитарное искушение среди многих в «левом» крыле Демократической партии ввести табу на определенные темы и предположить, что в каждом споре между защищаемыми и незащищенными группами защищаемые группы считаются правыми. По определению, заявляют ли они о сексуальных домогательствах или обвиняют белого человека в злых умыслах в споре с афроамериканцем. В подавляющем большинстве именно консервативным ораторам трудно делиться своими взглядами в студенческих городках, и в подавляющем большинстве люди, отходящие от левой политкорректности, всё чаще подвергаются не только общественному осуждению, но и экономическим санкциям и полному уничтожению их доброго имени, репутации и карьеры.

Недавние разрушения памятников, включая статуи деятелям Конфедерации, являются проявлением более общей тенденции. Америка на протяжении многих лет основывалась на осознании того, что люди имеют разные взгляды, происхождение и обстоятельства и неизбежно могут не соглашаться друг с другом. Герои одних выглядят злодеями для других. Очевидно, что есть разница между сохранением статуи исторической личности и присуждением им Нобелевской премии мира. Но всегда существовала идея, что во имя национальной сплоченности и взаимного самоуважения граждан США должны принимать — не обязательно уважать или восхищаться, а просто принимать — исторические символы, важные для значительной части американского населения. Та традиция компромисса и признания, на которой были основаны США и которая, наряду с предпринимательским духом и верховенством закона, делает Америку великой, сейчас подвергается нападкам со стороны «левых» групп, тесно связанных с Демократической партией.

В области внешней политики доминирующей тенденцией среди демократов сегодня является сочетание чрезмерного перенапряжения сил, слепой приверженности союзникам, даже если они не являются частью официального альянса, выборочного продвижения демократии, создающего впечатление, что Соединенные Штаты занимаются сменой режима во всём мире, и удивительная робость, когда дело доходит до дела. Как видно на примере Ирака, Афганистана и Вьетнама, когда Соединенным Штатам приходится жертвовать людьми и ресурсами для такого неизбирательного глобального крестового похода, либералы первыми теряют свою волю к борьбе. Нет ничего более хрупкого, чем амбициозная, но робкая глобальная империя, которая стала символом веры демократического истеблишмента национальной безопасности. Как однажды заметил древнеримский историк Тацит: «Великие империи сохраняются не робостью».

Можно вспомнить, что в 1979 году Советский Союз казался на пике своего могущества: он проецировал мощь по всему миру, выглядел как монолит дома и вызывал страх в Соединенных Штатах как как потенциальный гегемон. Немногим более десяти лет спустя он развалился из-за огромного разногласия между его народами, конфликта между его элитами и преследования целей внешней политики, выходящих за рамки его возможностей. Если смотреть на выбор Америки через эту призму, то Дональд Трамп — не лучший выбор для обеспечения будущего Америки. Он единственный выбор.

. .