Почему проваливается российско-белорусская интеграция?

Постоянные трения между Россией и Белоруссией с зигзагами последней то к Ватикану, то к США, то к Европейскому союзу, ставят вопрос об эффективности той конфедеративной модели Союзного государства, которая была избрана для интеграции Москвы и Минска в далеком 1996 году, под выборы Ельцина.

Напомним, кстати, что относительно недавние откровения на эту со стороны Юмашева позволили идентифицировать Чубайса как могильщика более близкого объединения, который, вмешавшись в ход событий буквально за неделю до подписания, поломал первоначальный федеративный сценарий, и последствия именно этого мы хлебаем до сих пор.

Тема конфедерации или «Российской Конфедерации», вернувшая себе актуальность в связи с торможением российско-белорусской интеграции и переводом в сугубо «экономическую плоскость» проекта Евразийского союза, как и следовало ожидать, получила продолжение в заявлениях ряда политиков.

Кроме того, ситуация «идеального шторма», создаваемая совмещением эпидемиологического и нефтяного кризисов, каждый из которых несет значительные угрозы для экономики и, в целом, для национальной безопасности, а их сложение по деструктивности последствий вообще создает синергетический эффект, как всегда, служит катализатором и политических процессов.

Кризис вообще лучшее время для принятия судьбоносных решений, и вопрос реинтеграции постсоветского пространства в списке таковых идет едва ли не сразу же за конституционными поправками.

Итак, что такое конфедерация? Сиуативное, целевое объединение ряда суверенных государств в определенных целях, за рамками которых все остальные вопросы сохраняются в национальных юрисдикциях. Объединение, наполненное противоречиями, способными завести в многочисленные тупики и породить конфликты, для решения которых элементарно не окажется инструментария.

За примерами ходить не нужно: может ли быть общая оборона без объединения вооруженных сил и единого командования? Теоретически – да: пример НАТО или Варшавского договора. Или того же российско-белорусского объединения, в рамках которого вооруженные силы соседней республики действуют совместно с российскими.

Но для такой интеграции не нужно провозглашать конфедерацию, достаточно заключить военный союз. И в его рамках требовать от каждого из участников определенной доли бюджетного вклада в общую военную безопасность, как это, например, со своими сателлитами проделывают США. А военный союз в условиях конфедерации – это, прежде всего, «занос хвостов» за соседями, каждый из которых вместо благодарности еще и выделывается, ибо наделен суверенитетом.

Будем откровенны: российской военно-воздушной базы в Белоруссии как не было, так и нет. Зато некоторые страны НАТО, прямые потенциальные противники России, проводят на территории республики совместные мероприятия с принимающей стороной без участия нашей страны. И пусть участвующие в них иностранные контингенты небольшие – дело не в этом, а в самом принципе.

То же самое и с финансами. Отсутствие единой валютной системы превращает наиболее сильного участника лишенной официального центра конфедерации в дойную корову. Яркий пример – упоминавшееся Владимиром Путиным погашение Россией долгов союзных республик, которое только по Украине обошлось в 16 млрд долларов, и никакой за это компенсации активами. И кроме этого, никакой координации в экономических вопросах.

Единый народнохозяйственный комплекс, как в СССР, отсутствует. Поэтому невозможно общее планирование, даже индикативное, не говоря уж о директивном. И тем более упорядоченная нормативно-правовая база и единые рынки. Труда, например. Какой может быть единый рынок труда без института единого гражданства? Или природных ресурсов, которые, к тому же, еще и невозможно будет рачительно использовать. Куда уж дальше…

Если расчет делается на «естественное» возрождение в новых условиях экономических связей, то он наивен: не только Союзное государство России и Белоруссии, но и само СНГ – конфедерация. Унаследовав от СССР единую экономику, объединение сохранить ее не смогло и даже не делало вид, будто пытается это делать.

С какой радости этим будет заниматься гипотетическая «Российская Конфедерация»? Да и не сможет, ибо отдельные республики интегрированы в зоны свободной торговли с внешними соседями, участвуют в системе региональных связей и т.д.

Постсоветская экономическая интеграция в рамках проекта Таможенного союза – ЕАЭС продолжается уже десять лет, и конца и края этому процессу, символом которого является бесправие и декоративность Евразийской экономической комиссии (ЕЭК), не видно.

То есть пробуксовка российско-белорусского объединения – наиболее наглядный, но далеко не единственный пример. Кроме него уже два конфедеративных проекта на постсоветском пространстве – СНГ и ЕАЭС – не сработали. Да, «ключи» от них изначально оказались у потенциальных противников нашей страны и участников ее разрушения.

Избавиться от ядерного оружия и свести его в Российскую Федерацию тех же украинцев удалось уговорить только Джеймсу Бейкеру. А Нурсултан Назарбаев вообще презентовал проект Евразийского союза, еще без «экономической» оговорки, в Лондоне, в святая святых англосаксонской концептуальной элиты – в Chatham House (Королевском институте международных отношений).

А потом мы удивляемся, как эта оговорка превратилась в приставку к названию организации, и почему та же ЕЭК «в лоб» копирует ооновскую модель региональной экономической интеграции, примером которой служит другая ЕЭК – Европейская.

Но если уже двое «ключей» остались «на стороне», а третьи – растащены Москвой и Минском с опустевшей связки, то каким образом в нужных, своих руках окажутся последующие? Да и слово «российская» в названии предполагаемой конфедерации для разваливавших СССР сепаратистских элит неизбежно превратится в «красную тряпку» и «точку сборки» противников любой интеграции.

В результате, замахнувшись, не ударим, а бессильно опустим руки, дав мощный импульс «самостийности» общественного мнения в республиках. Ну и зачем тогда даже не начинать, а привлекать внимание к идее ТАКОЙ интеграции, если нет ни возможностей, ни ресурсов, ни политической воли и сил ее реализовать?

Не говоря уж о самом главном, что обнуляет идею на корню. Объединение России и Белоруссии, будем откровенны, практически не работает. И не дает ничего, кроме обнуляемой коронавирусом свободы передвижения граждан и товаров через границу. Никакой полноценной интеграции не получится без Украины.

Во-первых, потому что именно отрыв от России Украины, предложенный еще Бисмарком, лежал в основе самой идеи украинства в том виде, в котором ее принялись развивать представители австро-венгерской династии Габсбургов, и когда были еще у власти, и после, превратившись в держателей концептуальных трендов «панъевропейской» интеграции.

Во-вторых, к сожалению, прав был Бжезинский, утверждавший, что и без Украины Россия теоретически сможет стать «империей», но не европейской, а азиатской. Чтобы понять эту мысль заклятого врага нашей страны не буквально, а в ее настоящем подтексте, необходимо обратиться к раскладам по численности этнических и конфессиональных групп.

Население Средней Азии насчитывает около 74 млн человек, Закавказья – 16,7 млн, из которых более 10 млн приходится на Азербайджан. Даже этот, самый общий, не углубляющийся в детали, подсчет показывает, что без Украины славянско-православный фактор перестанет быть доминирующим, поэтому рассчитывать на согласие тюркских и, в целом, мусульманских республик на то, чтобы конфедерация именовалась «Российской», оснований нет.

А если копнуть внутри православия, то численность приходов РПЦ на Украине еще до церковного раскола «имени Порошенко» не намного уступала их суммарному количеству во всех остальных постсоветских республиках вместе взятых.

Как аукнется это при создании конфедерации, и не сыграем ли мы исключением Украины из наших интеграционных представлений на руку как раз раскольникам, укрепив их позиции и дополнительно осложнив положение приходов Московского Патриархата?

В-третьих, экономический фактор. 94% ВВП СССР приходилось на четыре союзных республики – РСФСР, Украину, Белоруссию и Казахстан, и лишь 6% — на остальные одиннадцать, вместе взятых. Сейчас пропорции могли измениться, но не принципиально. И даже с учетом падения украинского экономического потенциала, он, будучи приплюсованным к 6%, даст величину, относительно сопоставимую с той, что останется от его вычитания из 94%.

Как ни крути, как только это будет осознано, Киев немедленно превратится в параллельный постсоветский центр, коим до сегодняшнего момента никогда не воспринимался. И, следовательно, в альтернативную Москве точку интеграционной «сборки».

Нам нужен такой раскол постсоветского пространства на две консолидированных части, что намного хуже нынешнего «лоскутного одеяла», ибо таит в себе угрозу конфронтации, по-настоящему опасной ввиду сопоставимости потенциалов? Напомним, что именно таковой была модель управляемого раскола страны для организации гражданской войны 1861-1865 годов в США. Будем своими руками рыть себе яму?

В-четвертых, если говорить о геополитической стороне вопроса, то удержание российско-белорусского объединения, конечно же, тормозит, и весьма существенно, реализацию западных, прежде всего американо-польских планов переформатирования региона с помощью проектов «Междуморья», «Троеморья», а также евросоюзовского Восточного партнерства.

Белоруссия – тот самый клин, который пока вбит в эти проекты, осуществлены они не будут, это предельно ясно при одном только взгляде на карту. Продолжение этой мысли выводит на умозаключение о том, что Белоруссия – одно из двух. Либо плацдарм России против этих разрушительных проектов и Запада в целом, а также инструмент удержания в узде Польши и Ватикана, чьи уши торчат из-за спины практически всех польских политиков и партий, либо – их антироссийский плацдарм. Третьего не дано.

Однако то же самое в полной мере справедливо и для Украины, не случайно Москва неизменно жестко противостояла каждой из нескольких, предпринятых американцами, попыток втащить эту республику в НАТО. И не только для Украины и Белоруссии – порознь или вместе, но и для Прибалтики – по факту последствий ее вступления в ЕС и НАТО, воспрепятствовать которому сил и влияния у Москвы в свое время не нашлось.

Как еще в XIX веке провидчески предупреждал отечественный мыслитель Михаил Погодин, при определенных обстоятельствах, связанных с переоценкой важности взаимодействия с Европой и недооценкой – с собственными окраинами империи, граница России вполне может пройти вблизи Смоленска.

И главное здесь: вопросы военной безопасности, в том числе того, что именуется стратегическим предпольем, при сохранении вооруженных сил бывших союзных республик под национальными командованиями, все равно решается в рамках не конфедерации, а военно-политического союза, который уже существует, и имя ему – ОДКБ.

Наконец, в-пятых. Роспуск СССР в Беловежской пуще был осуществлен, пусть и волюнтаристским путем, но лидерами трех славянских республик. Назарбаев, как помним, хотя и колебался, и даже прилетел в Москву, на приглашение Ельцина, Кравчука и Шушкевича не ответил и в Вискулях не показался. Воссоздание хотя бы подобия геополитической конструкции без Украины если теоретически и возможно, никогда не будет воспринято как полноценная реставрация.

Скажут: критикуешь – предлагай. Тем более, что интеграционный вопрос в нынешних условиях действительно обостряется и становится «моментом истины» из-за того исторического и, не побоюсь, экзистенциального тупика, в котором мы все оказались с распадом СССР.

До сих пор не можем эти последствия преодолеть, и вряд ли преодолеем без решительных мер. Выдумывать автору этих строк ничего не нужно, ибо на наших глазах продолжается, а на фоне нынешнего кризиса еще и разрастается противостояние двух интеграционных проектов – неоимперского и неосоветского.

Первый оперирует идеями управления интеграцией с помощью «замороженных» конфликтов, наличие которых создает условия и предпосылки для поэтапной эрозии и фрагментации соседних республик с последующим проведением на соответствующих территориях референдумов по крымскому сценарию. Второй проект связан с воссозданием – именно с воссозданием, а не с переучреждением – советской федерации в жесткой форме союзного государства.

Почему однозначно более предпочтительным является неосоветский проект? Прежде всего, опыт многолетней российско-белорусской интеграции, которая не привела никуда, однозначно показывает бесперспективность конфедеративной модели.

Даже в относительно жестком варианте, когда взаимодействие Москвы и Минском внутри мягкого варианта СНГ долгое время представлялось «более высокой скоростью интеграции». Не сложилось.

И если уж на то пошло, даже И.В. Сталин, у которого в руках были все козыри для унификации страны, за «красную черту» заступить не рискнул. Конечно, в том числе и из-за того, что рассчитывал завести советские республики в ООН, получив там пятнадцать гарантированных голосов, но не только.

Еще неосоветский проект более функционален: целиком всегда быстрее и лучше, чем по частям, это общеизвестно; издержек меньше. Да и восстановительный процесс содержит в себе меньше «люфтов», которыми изобилует процесс учредительный, в котором, как мы убедились на примере все той же Белоруссии, заново, с «чистого листа», не считаясь с историческим прецедентом, нужно согласовывать все пункты интеграционной повестки.

Но главное: неосоветский проект однозначно выигрывает на фоне тесной взаимосвязи неоимперского с внешним управлением, в котором он сидит по уши. Хотя бы потому, что любые нити, которые ведут в современность от канувшей в Лету в феврале 1917 года династии, во-первых, уходят к первоначальной негласной унии, если не сказать зависимости, Романовых от британской монархии.

Во-вторых, с британскими и другими западными спецслужбами тесно связана практически вся дворянская эмиграция; по крайней мере та ее часть, что на Западе выжила и социализировалась, а не разгуливала «по Парижу» в прикиде булгаковского генерала Чарноты. И именно эта, выжившая, часть сегодня подобными интригами и занимается.

В-третьих, в Сети периодически появляется подкрепленная фактами информация о соответствующих тусовках с участием представителей семейства Ротшильдов, например 11 марта т.г. в Канаде, где российскую сторону представляют достаточно высокие в недавнем прошлом функционеры власти.

В-четвертых, «разговор на эту тему портит нервную систему» еще и постоянной, явной и неявной апелляцией к некоей «монархической перспективе», которая на словах «освящается» православием, а на деле является крестом на историческую могилу России.

И последнее. Даже непосвященному в проблемы высокой геополитики понятно, что ситуация «полураспада» СССР, при котором республики отделились, а Российская Федерация, как ядро союзного государства, сохранилась, хотя планы расчленителей включали ее раздел на восемь частей, — это не окончательная конструкция. И поэтому она внутренне нестабильна и содержит выбор между дальнейшим продолжением распада до состояния «в пыль» или, напротив, союзной реинтеграцией.

Очень хорошо понимают это и наши недруги, зафиксировавшие эту особенность нашей страны, «подобно сердцу», сжиматься в тяжелые времена, пружиной распрямляясь по мере их преодоления, с возвращением в прежние границы. Они делают все, чтобы пружину сломать, превратив распад в полный, окончательный и бесповоротный.

Поэтому и нам от слов давно пора переходить к делу.

. .