Айя-София: что стоит за «святым молчанием» МИД России?

Когда президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган в первых числах июня заявил, что «поручил помощникам изучить возможность преобразования собора Святой Софии (музея Айя-София) в мечеть», многими это было воспринято как реакция на очередное обострение в отношениях между Анкарой и Афинами.

Такое бывало и раньше, когда турки по определенных причинам сыпали соль на греческие исторические раны. Потом все успокаивалось, ходатайства о возвращении музею статуса мечети Государственный совет Турции (высший административный суд) заворачивал еще на стадии подачи. И сейчас после сообщений о намерении снова рассмотреть этот вопрос, казалось, что Эрдоган опять блефует. Многие вспомнили, как реагировал Госсовет в 2005 году, когда было направлено первое официальное обращение с требованием отменить решение кабинета министров от 1934 года, придававшее мечети статус музея. Тогда эта история завершилась тем, что в Айя-Софии была открыта молитвенная комната для удовлетворения религиозных нужд христиан и мусульман. Но на сей раз события стали развиваться по иному сценарию. Суд принял решение, что превратить музей в мечеть можно. Но только президентским указом. Заявлялось также, что первое мусульманское богослужение в бывшем соборе может состояться 15 июля — в день годовщины попытки государственного переворота 2016 года.

Турецкие эксперты высказывают предположения, что Эрдоган, получив карт-бланш от Госсовета, будет выжидать с реализацией своей официальной позиции. Внутренние замеры настроений, проведенные турецкими социологами, тем временем показывают, что решение сделать Святую Софию мечетью может быть положительно воспринято электоратом. Однако могут появиться серьезные проблемы в международном плане. Прежде всего, надо понимать, что вопрос об изменении статуса Айя-Софии — это не только о турецко-греческих отношениях, это символ, демонстрирующий отказ Анкары от прозападной ориентации кемалистского типа, ее возвращение в лоно исламского мира, акт виртуальной отсылки во времена расцвета Османской империи. Что может спровоцировать, с одной стороны, резкое противостояние между христианами и Турцией, с другой, изменить геополитику на Ближнем Востоке.

Правда сам Эрдоган обозначает пока только такую задачу: изменением статуса дать ответ на признание США суверенитета Израиля над Голанскими высотами. То есть Анкара использует собор в качестве геополитического инструмента. По идее, отреагировать на пас Эрдогана должны были американцы и израильтяне, но они взяли паузу. По понятным причинам возмутилась греческая дипломатия, а вот дальше началось интересное. Набрал в рот воды тот, кого статус Айя-Софии должен был бы волновать в первую очередь — Константинопольский патриархат. Зато неожиданно взяла слово Москва в лице Русской православной церкви. Глава отдела внешних связей Московского патриархата митрополит Иларион заявил 6 июня, что «любые попытки изменить нынешний статус храма Святой Софии, который сейчас является музеем, приведут к нарушению тех хрупких межконфессиональных и межрелигиозных балансов, которые сложились к настоящему времени».

Анкара на эту реплику не стала реагировать. Она лишь продолжала вести информационную кампанию, делая многозначительные намеки на то, что судьба Айя-Софии предрешена. И только в конце июня наконец высказался Вашингтон. 25 июня посол по особым поручениям по международной религиозной свободе Сэм Браунбэк призвал в соцсетях турецкое правительство сохранить собор «в качестве объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО и поддерживать доступность для всех в его нынешнем статусе музея». Анкара снова не пошевелилась. Она хранила тишину и когда во вторник, 30 июня, константинопольский патриарх Варфоломей, которого за день до того посетил посол США в Турции Дэвид Саттерфилд, прямо сообщил, что «превращение собора Святой Софии в мечеть обернет миллионы христиан по всему миру против ислама». Реакция турецких властей последовала лишь после официального заявления государственного секретаря США Майка Помпео.

Оно появилось 1 июля на сайте Госдепартамента. Помпео настоятельно призывал Анкару и впредь сохранять собор Святой Софии в качестве музея ради демонстрации своей приверженности уважению религиозных традиций и разнообразию истории. Подчеркивалось, что Соединенные Штаты рассматривают изменение статуса как умаление «этого замечательного здания» и «его непревзойденной способности — весьма редкой в современном мире — служить человечеству в качестве столь необходимого моста между людьми различных религиозных традиций и культур». И только тогда пресс-секретарь МИД Турции Хами Аксой, даже не министр иностранных дел или его заместитель, удостоил ответом Вашингтон. «Мы удивлены пресс-релизом Госдепартамента США о статусе Святой Софии», — говорилось в нем. Собор «расположен на нашей земле, является собственностью Турции, как и все наши культурные ценности», любой вопрос, касающийся его, является «внутренним делом и частью суверенных прав Турции».

Некоторые усматривают в этой полемике предвестие развала теснейшего союза между патриархом Варфоломеем и государственным департаментом США. Судя по всему, слишком оптимистичными оказались те греческие издания, которые восприняли реакцию митрополита Илариона как намек на улучшение отношений Русской и Элладской православных церквей, испорченных после признания Афинами новоявленной Православной церкви Украины. И загадочно молчит МИД России на фоне недавней бурной своей деятельности по поводу церковного раскола на Украине, будто бы, как пишут турецкие эксперты, «демонстрируя определенное понимание политики Эрдогана». Что бы все это значило?

. .